Боярщина - Страница 12


К оглавлению

12

- Но отчего вам не разойтись просто с ним? - спросил Эльчанинов, несколько пришедши в себя. - Отчего вам не жить врозь?

- Мне нечем жить: я бедна!

- Но ваш батюшка?

- Батюшка мне не дал ничего, потому что все наше имение конфисковано.

- Вы не должны жить с мужем, - начал Эльчанинов решительным тоном. Уезжайте от него на этих же днях, сегодня, завтра, если хотите... У меня есть небольшое состояние, и с этой минуты оно принадлежит вам.

Слезы показались на глазах Анны Павловны. Она вся вспыхнула.

- Вы меня очень любите? - невольно проговорила она, протягивая ему руку.

Эльчанинов на этот вопрос мог или не отвечать, или открыться во всем.

- Вы удостоиваете меня вашей дружбой, - начал он не без волнения, - вы почтили меня доверием; возьмите все это назад: я не стою того.

Мановская робко взглянула на него.

- Я не могу быть нашим другом, я вас люблю, - произнес Эльчанинов.

Силы совершенно оставили бедную женщину. Она не могла долее притворяться, не могла долее выдерживать заученной роли и зарыдала. Потом, как бы обеспамятев, пристально взглянула на Эльчанинова и схватила его за руку.

- Правду ли вы говорите, не обманываете ли вы меня? Поклянитесь мне в том, что вы сказали.

- Клянусь богом! - вскричал Эльчанинов.

- Хорошо, - продолжала Мановская, - любите меня!.. Я сама вас давно люблю! Но теперь прощайте: отпустите меня, я не могу дольше оставаться.

Эльчанинов обезумел от восторга.

- Человек ты или ангел! - вскричал он, обхватив за талию Анну Павловну и целуя ее в лицо. - Я тебя не пущу, ты моя, хоть бы целый мир тебя отнимал у меня.

- Пустите меня! Я слаба, пощадите меня!

- Но когда я увижу тебя еще? Я с ума сойду, если это будет долго!

- Хорошо, я буду здесь.

- Но когда же?

- В воскресенье.

Раздавшийся в это время невдалеке голос заставил их оглянуться. К ним подходил Иван Александрыч. Эльчанинов, как можно было судить по его движению, хотел бежать, но уж было поздно.

- Наконец-то я вас нашел, Анна Павловна, - начал Иван Александрыч. Бегал-бегал, обегал все поле, - дело очень важное. Приезжаю, спрашиваю: "Дома господа?" - "Одна, говорят, только барыня, да и та в поле". - "В каком?" - "В оржаном". - Валяй в оржаное. Наше вам почтение, Валерьян Александрыч! Вы как здесь?

- Так же, как и вы, - отвечал Эльчанинов, - приехал, - говорят, Анна Павловна в поле, я и пошел в поле.

- Вот как-с, а я ведь думал, что вы "незнакомы с Михайлом Егорычем. Матушка Анна Павловна, первей всего: я ведь к вам с важным поручением. Где супруг-то?

- Он уехал в город, - отвечала Анна Павловна, едва приходя в себя.

- Пошлите за ним, бога ради, нарочного. Завтра вам надобно быть дома обоим. Его сиятельство приедет к вам. Он говорит, что знает вас, и ужасно как хвалит.

- Мы будем дома, - отвечала Анна Павловна. - Пойдемте! Доведите меня, Иван Александрыч.

- А мне позвольте проститься, - сказал Эльчанинов, - я пройду прямо.

- Прощайте.

Эльчанинов ушел в лес; Иван Александрыч подал руку Анне Павловне, и они пошли.

- Отчего это Валерьян Александрыч не пошел в усадьбу? - спросил будто с простодушным любопытством Иван Александрыч.

- Верно, не хочет.

- А отчего ж он не хочет?

- Он незнаком с мужем; я его прежде знала.

- Прекрасный он молодой человек, умный, образованный, - заметил Иван Александрыч.

Анна Павловна ничего не отвечала, и они молча вошли в усадьбу.

Стало уже смеркаться, когда Иван Александрыч выехал на своих беговых дрожках из Могилок.

- Какова соколена! - начал он рассуждать вслух. - Тихая ведь, кажется, такая; поди ты, узнай бабу. А молодец-то... ловкой малый! Рассказывать или нет? Подожду пока! Кажется, его сиятельство тут того... Слабый старик по этой части.

На этих словах он почувствовал, что его кто-то схватил за воротник шинели. Иван Александрыч обернулся. Это был верхом Эльчанинов.

- Ба! Вы все еще едете, - сказал он, - не тяните, пожалуйста, шинели: сукно тонкое, как раз лопнет.

- Остановите вашу лошадь, мне нужно с вами поговорить, - сказал мрачно Эльчанинов.

Иван Александрыч повиновался.

- Вы никому не должны говорить, что сегодня видели меня в Могилках, продолжал Эльчанинов, колотя рукой по седлу, - в противном случае я вас убью.

- Да мне-то что за дело? - возразил Иван Александрыч. - Сам бывал в таких переделках.

- Нет, вы должны поклясться.

- Ей-богу, не скажу! Я не из таких: не люблю из избы выносить сору.

- Хорошо, помните же! - проговорил Эльчанинов и, поворотивши свою лошадь, поскакал в галоп.

"Вот оно, какую передрягу наделал, - думал Иван Александрыч, - делать нечего, побожился. Охо-хо-хо! Сам, бывало, в полку жиду в ноги кланялся, чтобы не сказывал! Подсмотрел, проклятый Иуда, как на чердаке целовался. Заехать было к Уситковым, очень просили сказать, если граф к кому-нибудь поедет!" - заключил он и поехал рысцой.

VII

На другой день, часу в двенадцатом, Анна Павловна, совсем забывшая об известии, сообщенном Иваном Александрычем, сидела в гостиной. Она как будто бы была повеселее, как будто бы все изменилось в ее глазах. Эта мрачная и темная гостиная не казалась ей так скучна и печальна; ей думалось, что легче, наконец, будет жить на свете, потому что теперь у ней есть человек, который поучаствует в ней, который разделит с ней ее горе. Муж, общество, да что ей за дело до них! У нее есть друг, который заменит ей все, защитит ее от всех. Он сам говорил это: разве не доказал он своего самоотвержения, когда предложил ей свое состояние для того только, чтобы облегчить ее участь.

Приезд мужа прервал эти мысли. Михайло Егорыч вошел в гостиную и сухо поздоровался с женой.

12